Огоньки

[Ермола 67]

Вечерело. Солнце, сделавшее свой дневной обход, клонилось к горизонту и висело над обрывом реки.

Он осторожно подполз к краю обрыва, прячась в высокой траве. И хоть природный инстинкт и многолетний опыт старого охотника, безошибочно говорили ему, что висящее за спиной Солнце и высокая густая трава делают его невидимым, выглядывать он всё- таки не торопился.

Жил он в деревне, находящейся недалеко от реки. Деревня была небольшая. В ней когда-то жили люди, но со временем они почему-то покинули его. А его с собой не взяли.

Сначала он ждал, что за ним придут, что за ним вернутся. Что надо просто немного подождать. Но время шло, а за ним так ни кто и не возвращался.

С тех пор он перестал любить людей. Нет, ненависти к ним он не испытывал. Не было и боязни к ним. Вся его не любовь состояла лишь в том, что он просто хотел, что бы они его не видели. Он просто исчез для них, как когда-то они исчезли для него. Он стал невидимкой. И одиночество перестало пугать его.

Главной заботой для него стала добыча пропитания.

Давно, когда он был ещё большим и сильным. Эта забота особенно не тяготила его. Охота на всякую мелкую живность не составляла для него труда. Иногда он делал вылазки к дороге, проходящей в нескольких километрах от деревни. Там по обочинам почти всегда можно было найти что-нибудь съестное. Трудно приходилось зимой. Походы к дороге приходилось делать чаще, несмотря на холод и снег.

Но он всегда возвращался обратно. В старую заброшенную деревню, подальше от людских глаз.

Выручали его и рыбаки, которые частенько наведывались в эти места. Тогда долго приходилось прятаться и ждать, когда можно будет спокойно выйти на свет, что бы его ни кто не заметил.

Зимой они бывало оставались на ночлег в заброшенных домах. Эти моменты он считал особенно удачными. Шансы на то, что ни оставят после себя что-нибудь съедобное возрастали многократно. Да и на льду, возле оставленных лунок можно было что-то отыскать.

Правда, здесь у него были конкуренты. Вороны, которые противно кричали и вечно лезли клеваться в борьбе за объедки или за оставленную на снегу рыбку. Раньше он просто не обращал на это внимание, но с годами, отбиваться от этой назойливой банды становилось всё труднее и труднее.

Уже почти стемнело. Он осторожно высунул морду из травы и осмотрелся. Берег внизу был занят рыболовами. Кто-то сидел в одиночестве, не обращая ни на что внимание, кроме воткнутой в прибрежный песок удочки. Кто-то о чём-то разговаривали друг с другом.

Недалеко от него развели костёр и поставили на него котелок. В нём что-то готовилось. Но что он уловить не мог. Так как ветер дул в противоположную сторону. Надежда на удачу увеличилась. После костра и котелка всегда что-то оставалось. Уж рыбьи то кости и головы точно всегда. Иногда даже и больше. Надо всего лишь переждать ночь. И подождать когда они покинуть берег.

Прямо под ним, у одного из рыболовов, вдруг зазвонил колокольчик. Рыболов вскочил со стульчика, схватил свою удочку и стал быстро вертеть ручкой катушки. Колокольчик раздражающе противно звенел.

Он знал, что скорей всего тот сейчас вытащит рыбу из воды. Большую или маленькую, но вытащит. Он научился различать это по биению кончика удилища. И вытащив рыбу, он непременно положит её в странную сетку, лежащую в воде. А по утру, уходя, непременно заберёт эту сетку с собой. Они всегда её забирали.

Хуже всего было, когда рыболову чем-то не нравилась пойманная им рыбка. И он отпускал её обратно вводу. Он искренне не понимал этого. Для чего её выпускали обратно. Уж если рыбу вытащили из воды, так пускай она на берегу и остаётся, если уж чем-то не понравилась. Так и есть, рыбак вытащил рыбу и положил её в сетку.

Меж тем уже почти стемнело совсем. В тёмном воздухе то здесь, то там вдруг начали загораться цветные огоньки. Они висели в черноте и ровно горели почти по всему берегу. Зрелище было завораживающим. Он смотрел не отрываясь на эти цветные точки. Старость, почти всегда подразумевает приходящую не понятно откуда сентиментальность. Ему даже захотелось пустить слезу. Но плакать он не умел.

Он не понимал, почему его так встревожили, эти огоньки. Почему они так притягивают его к себе своим светом. Что они ему напоминают. Может быть что-то далёкое, уже совсем забытое из прошлой, ни когда не бывавшей и ни когда не будущей уже жизни.

Он просто смотрел на них не отрываясь. Они как будто звали его куда- то. Туда, где не надо ни от кого прятаться. Туда, где тебя любят и ждут. Туда, где тебя ни когда не забудут. Туда…

Ночь в июне довольно коротка. И вот уже стало понемногу светлеть. Подул тёплый приятный ветерок, спящий до этого где-то в кустах. Закричали чайки.

Морда пса, так и осталась лежать над небольшим речным обрывом. В стеклянных, неподвижных глазах отображалось встающее на противоположном берегу Солнце. И ласковый ветерок, гладил его седую густую шерсть.

Ему уже было всё равно.

Он остался там, в этих зовущих цветных огоньках.